Александра ГЛУХОВА
Спасибо большое. Уважаемые коллеги, студенты, аспиранты, такая благодарная аудитория, несмотря на налаживающую погоду, которая располагает к каким-то иным видам отдыха, тем не менее, сочли возможным придти сюда, на публичную лекцию, которая посвящена проблемам демократии. Сколько я могу судить по явке, неравнодушны к этой проблеме. Мне хотелось бы представить вам сегодня не учебную лекцию, тем более что я читаю этот курс с названием «История и теория демократии» на протяжении уже 20 лет. Читаю студентам политологам, многие здесь присутствуют, историкам, в качестве дополнительного курса в развитии знаний по политологии, по политической теории. Такое радостное для меня событие — это появившийся учебник по этому курсу, долго не хватало времени напечатать рукописные тексты. Аспиранты у меня хорошие, они предлагали свою помощь, но вряд ли смогли разобраться в многочисленных дополнениях, исправлениях. Рукописный вариант был невозможен для любого помощника, только я сама могла набрать эти тексты. Теперь это задача решена. Мне приятно держать эту книгу в руках. Обложку я тоже выбирала сама, при помощи одного немецкого журнала. Эта обложка не случайна, это родина демократии, это Древние Афины, дебаты на площади. Я сейчас тоже об этом немного буду говорить, в рамках исторического экскурса, который необходим для понимания этих проблем. Но, конечно, я сегодня пришла сюда не ради того, чтобы показать книжку и предложить вам порадоваться вместе со мной. Я пришла, чтобы поговорить о проблеме. С моей точки зрения, не только не теряет свою актуальность, но наоборот приобретает ее как никогда ранее. И, если не считать, что становится подлинной судьбоносной проблемой для мира в целом, и для нашей страны в том числе. Поэтому свой разговор с вами сегодня я выстроила в такой логике. Примерно треть времени для разговора исторического экскурса в демократию, примерно еще треть для обсуждения некоторых теоретических проблем, связанных с нею же в нынешней ситуации. И еще примерно треть поговорить о тех новых возможностях, которые сейчас возникли перед нею. И одновременно о тех серьезных вызовах, которые сопровождают эти возможности. И в заключительной части как раз ваши вопросы позволят какие-то сюжеты уточнить, на какие-то вопросы, может быть, попытаться дать ответы. По поводу исторического сюжета. Известный американский политолог Роберт Даль, который справедливо относится к числу классиков самого концепта демократии, кому принадлежит наибольшее количество работ, разрабатывающих эту проблему. К сожалению, на днях ушедший от нас из великого поколения ученых, составивших славу XX веку, Хантингтон, Даль, Дарендоф и многие другие. Вот у Даля есть такое наблюдение, говоря о предпосылках демократии, он написал следующее – «демократию, так же как и огонь, живопись, письмо, изобретали не один раз и не в одном месте. Но, для того, чтобы она возникла, необходимо стечение некоторых благоприятных обстоятельств, по меньшей мере, трех. Первое — это групповая самоидентификация, т.е. возможность какого-то сообщества людей, объединившись решиться для создания неких демократических структур, как условий и основ совместной жизнедеятельности. Во-вторых, это признание принципа равенства, прежде всего в политической сфере. И, в-третьих, это отсутствие вмешательства извне. И получалось всякий раз, когда складывались эти 3 обстоятельства, появлялись шансы для того, чтобы возник какой-то демократический проект демократическому устройству. Но, конечно, на тот момент еще в локальных территориальных рамках.
Историки свидетельствуют о том, что Греция 6-7 веков до н.э. представляла собой такую благоприятную ситуацию, когда агрессивные державы передней Азии были заняты сами собой, им некогда было вторгаться на Пелопоннес. У греков появилась счастливая возможность обустроить свою жизнь именно так, как они сочли это необходимым. Но, есть еще один любопытный факт, который тоже необходим, всякий раз нужно иметь в виду, говоря о современных проблемах демократии. Дело в том, что первому опыту этого демократического строительства предшествовал тиранический период в истории древнегреческих полисов, продолжавшийся где-то столетие. Это диктатура, тирания — это волюнтаристская власть одного человека, ничем неограниченная, никакими законами. И, конечно, само по себе это явление отвратительное, скажем так. Но, с точки зрения последствий она дала тот результат, что сделало именно естественным и массовым запрос на демократию. Она показала все отвратительные черты неограниченной власти и сделала возможным запрос на демократию. Скажем, один из наиболее развитых полисов Древней Греции того времени — Афины. К моменту, когда возникла эта проблема – создание демократических институтов и структур, процедуры находились в состоянии внутреннего конфликта между аристократическими кругами города, государства и бедными. Это был не просто какой-то конфликт, обострение отношений, буквально грозил гражданской войной. В этой ситуации появляется человек, которому горожане доверяют чрезвычайные полномочия, но на ограниченный период времени. Задача его состояла в том, чтобы разрешить этот глубокий социальный политический кризис, грозящий насильственным конфликтом, и заложить основы для демократии. И таким человеком стал Солон, которого греки потом введут в число семи величайших мудрецов. Почерк этого человека, когда я читаю лекцию, объяснив те шаги, которые он проделал, прошу дальше сделать вывод о том, как с позиции современной политической науки можно оценить его действия, хотя понятно, что события очень далекой давности. В экономической сфере предпринимаются решения, которые ищут компромисс между позициями вот этих 2 враждующих сторон. В интересах бедноты отменяется долговая кабала. В интересах имущих классов разрешается дробление земельных участков и скупка земли. Правда, до сверхопределенных пределов ее скупать нельзя. В экономической сфере выношу некий компромисс между интересами этих разных классов. К этому была добавлена политическая реформа, граждане были разделены на 4 имущественных класса, каждый получал свою долю политических прав, соразмерно тому имуществу, которым он владеет. Тем самым был нанесен решительный удар по родовому строю, потому что родовой строй предполагал, что аристократия имела привилегии на те или иные права. Солон осуществил такую систему и конституционную реформу. Хотя, слово конституция древние греки не знали, это понятие более позднего времени. Некоторые авторы, блестяще образованные в историческом плане, говорили, что это было мирная, бескровная и очень счастливая революция, которая создала для греков определенность политического устройства. Часть граждан имела право заседать в народном собрании и в суде присяжных, а другая часть, более состоятельная, представлена была в исполнительных органах власти, совет 400, позже совет 500 Афин. Солон проявил себя мастером социального компромисса и тем самым заложил основы умеренной цензовой демократии. Ценз, как я сказала, сообразен имуществу. Последующие лидеры Афин Клисфен, который провел административную реформу, нанеся еще один удар по родовому строю, потому что уже теперь территория государства делилась на 10 территориальных единиц. Значит, представительство аристократии было тем самым ослаблено, которое усилило роль демократического, народного начала управления полисом, который, в конечном счете, продумал систему защиты конституционного строя от посягательства разного рода авантюристов, популистов. И, конечно, вершина этого величайшего рассвета Афинского полиса 5 век до н.э. Рассвет и произошел в значительной степени потому, чтобы устройству государства была найдена вот эта компромиссная формула, когда интересы разных классов были примерены и институционально разграничены. 5 век уже пребывание этого человека во главе государства дает величайшие достижения.
Это время экспансии Афин, это время военных побед, это победа над персами, это строительство города, это великолепные здания, это стадионы, театры, архитектура, которой мы восхищаемся до сих пор. Собственный труд граждан города и вот эти военные успехи, по оценкам современных историков, дали доход в казну 2 миллиона фунтов стерлингов, при пересчете на современные деньги. Это колоссальные деньги, которые были обращены на обустройство, на благое дело, на общее дело. При этом Перикл привнес совершенно новое начало, стиль управления городом, потому что главным оружием было красноречие. Ему принадлежат знаменитые слова о том, что наш строй называется демократия, потому что власть принадлежит большинству граждан, но я еще раз подчеркиваю, что это большинство выявлялось не спонтанно, неслучайно, оно формировалось в процессе общественной дискуссии. С ним спорили на равных, ему возражали, иногда оказывалось в меньшинстве, но потом силой аргументов он доказывал свою правоту. Пока соблюдались все вот эти условия, баланс интересов, как определенный принцип политики. И, конечно, воля большинства, которая из этой дискуссии рождалась, до тех пор управление было безупречным. Постепенно, в том числе и усилиями Перикла, меняется социальная структура этого полиса, т.е. число обеспеченных граждан, благодаря его социальной политики, выравнивается число неимущих граждан. Тогда меньшие слои начинают претендовать на большую роль в управлении. Как пишет Аристотель в «Афинской политии», теперь народ - демос хотел все воинство иметь в своих руках. Понимаете, возникает очень опасная ситуация — нарушение баланса интересов. Чтобы горожане сохранили свой высокий уровень жизни, Перикл по началу, будучи противником этого нововведения, потом под давлением большинства, принимает закон о гражданстве, ограничивающий число граждан, имеющих право получать определенные деньги с казны государства. Круг граждан становится все уже, по отношению ко всему остальному населению, я даже рабов не беру в расчет, женщин, лишенных права участия в этих органах власти. Но, просто богатый сильный город привлекает под свои стены, а Перикл строил защитные стены, это было еще раньше, чем началась строиться «Китайская стена». Под защитой этих стен бегут люди, они оседают здесь, они становятся частью этого сообщества, они дают свой доход, свою долю налогов платят в бюджет города, но при этом они не граждане, они не имеют права принимать участие в этих дебатах и т.д. После смерти Перикла, к сожалению, вся политическая жизнь полиса движется именно в этом отношении. Пытаясь взять всю власть в свои руки, начинает принимать решения не в ходе дебатов, а просто криками на базарной площади. Афиняне погубили свой город тем, что отказавшись от процедур, привитых тремя этими выдающимися людьми, они начали принимать такие неверные решения. Площадь облагала скифских купцов требованием снабжать бесплатно город хлебом, площадь голосовала, когда идти в наступление, а когда его прекращать. Площадь еще какие-то принимала решения. Сразу из этих неверных решений начинается разрушение тех институциональных оснований, которые создавали славу этого города. На севере рисуется сильный враг — Македонское царство. Александр Македонский, наставником которого был Аристотель, будучи воспитанным в этих традициях полиса, пощадил прекрасный город, он не стал разрушать. Но последующие завоеватели, римляне в том числе, поступили по закону своего времени. Часть прибили, часть продали в рабство. Город оказался порушенным, более того, само слово демократия оказалось табуированным. Т.е. неким запрещенным понятием, в немалой степени благодаря тому жесткому вердикту, который выдал Аристотель, что демократия — плохая форма правления. Аристотелю достались худшие годы, не вот те годы рассвета и славы демократии, а уже когда она начинала разрушаться, когда он воочию наблюдал буйство толпы. Во всяком случае, этот античный пример — это ведь была первая политическая лаборатория демократии, дает нам очень многое для понимания последующих событий в разных странах мира и т.д. Конститутивным для демократического сообщества является активное гражданство.
Демократия не может быть построена там, где нет активных граждан. Причем граждан не в юридическом понимании слова, а граждан с активной позицией, готовые защищать основы конституционного строя, значимые и приемлемые для всех. Античный пример показал необходимость принципа лимитации господства. Плохая тирания, потому что это неограниченная, жестокая, это волюнтаристская власть одного человека. Но, выяснилось, что и власть большинства, когда она ничем неограниченна, это тоже достаточно страшная сила, ее же никак нельзя оспорить, ее никак нельзя обжаловать, по отношению к ней остается только одно — измена. Это происходило, когда та часть афинян, которая уже потеряла возможность влиять на принимаемые решения, которые оттесняли от этих государственных идей. Она начала объединяться с извечным соперником, со Спартой. Она начала предпринимать какие-то враждебные действия к своему полису, но это уже было следствием, а не причиной. Это было следствием того, что в данном случае голос этой части общества не был услышан. Знаменитая фраза, которую у нас очень любят повторять английского историка Джона Актона, что власть развращает. Абсолютная власть развращает абсолютно, это как раз сказано к тому большинству, которое в Афинах сложилось на тот момент, в 4 веке до н.э. Власть развращает любая, поэтому принцип лимитации господства означает, что любая власть должна иметь какие-то ограничители. Она должна иметь какие-то противовесы, которые не позволят ей принимать неверные и опасные решения. Аристотель подчеркивал, что наиболее устойчивая форма правления является та, в которой сочетаются 3 элемента: элемент монархии, элемент аристократии, элемент демократии. В тот период рассвета демократии действительно это удалось сочетать. Элемента монархии не было, но был авторитетный первый гражданин, как его называли. Это был Перикл. 30 лет находился в высших государственных должностях. В коллегии стратегов — это военный орган, потом лидер афинского полиса. Это, конечно, была не монархия. Он каждый раз избирался, по жеребьевке попадал в эти органы власти, но в любом случае он был носителем этого монархического элемента. Совет 500 – носитель аристократического элемента, народное собрание, в котором преобладает демократический элемент. Пока вот этот баланс выдерживался, полис был непобедим, неуязвим, и, конечно, очень успешен. Греки, в конечном счете, волей большинства не могли выставить определенные ограничения, тем самым погубив свой город. Жертвами этого большинства стали Сократ, Анаксагор — философ и т.д.
Кратко скажу, что римляне в период римской республики попытались решить эту проблему. Это был очень интересный опыт из конфликта, когда возникает конфликт между патрициями и плебеями, плебеи облагаются дополнительными налогами, заставляют бесплатно служить в армии, т.е. как меньшее сословие, а патриции присвоят себе права истинных граждан. Тогда плебеи в полном военном снаряжении покидают город, занимают священную гору, господствующую над Римом высоту. Они заявляют, что не вернуться, пока не будут учтены их требования и не исполнены их права. И староримская аристократия понимает, что ситуация грозит гражданской войной, делает шаг навстречу. И из этого компромисса, означавшегося в том, что у плебейского сословия появляется такой защитник как народное собрание, появляется такой защитник как трибун, который выступает противовесом по отношению к власти сената и консула. И даже может наложить вето на решения сената и консула. Даже довести расследование до смертной казни. Понимаете, появляется система сдержек и противовесов. И в течение 150 лет она работает. И Рим знает свои величайшие достижения в своей истории. Это могущество республики, это и победа над Карфагеном. Но, потом из этого первого компромисса вырастает новый конфликт, предметом в котором являются уже не права. Предметом становится более ощутимый ресурс, материальный. Когда плебейское сословие потребовало передел общественных земель в свою пользу. Вот тут уже новая римская аристократия проявила свою неспособность к компромиссу. И прибегнул к помощи критских наемников, чтобы подавить вот это политическое движение, возглавлявшееся братьями Тиберием и Гаем Гракхоми. Тем самым и римская республика, не удержав эти демократические завоевания и институты, скатывается дальше в диктатуру, которая приходит потом в Империю Октавиана Августа. Таким образом, можно сказать, что период античности представляет собой первую такую попытку уйти от достаточно традиционного управления пусть небольшими локальными общностями, управления отдельным человеком, пусть то тиран или монарх, пусть аристократия или олигархия к управлению всем народом. Главная заслуга Греции перед человечеством заключается в том, что это было массовое политическое участие. Каждый свободный грек, гражданин полиса мог в течение жизни несколько раз прозаседать там, в совете 500, даже в роли наблюдателя, регулярно участвовать в работе народного собрания, суде присяжных, участвовать в управлении на местном уровне. Помимо этого были спортивные состязания, олимпиады, карнавалы, праздники. Общественная жизнь была чрезвычайно насыщенной. И каждого человека, уклонявшегося от этой активной общественной жизни, не одобряли. Даже существовала такая практика, когда кнутами разгоняли праздношатающихся по городу, а кнуты были смазаны киноварью, которые оставляли красный цвет на теле или на одежде. Это был намек, видите, какой бесполезный гражданин шляется здесь без дела, а там все обсуждают государственные дела.
Греки дали это массовое участие и дали практику дискуссий. Это дар бесценный, который они передали человечеству, а римляне передали институты. Они передали право, на котором держится правовые системы, они передали институты, мы говорим право вето, сенат. И мы знаем, в каких странах даже названия сохранились такого рода. Когда в этих странах возводился конституционный строй, там тоже тщательно изучали греческий и римский опыт. Отцы основатели Соединенных Штатов Америки искали свою формулу решения проблем уже 18 века, но с опорой на этот опыт. Но после этого, мало того, что понятия с подачи Аристотеля становятся табуированными, но и практика опять возвращается к этой старой модели абсолютистского государства. Конечно, в ряде стран появляются представительные органы власти, еще в начале раннего средневековья. Скажем, Английский парламент, дата рождения 1265 год. С 1297 года в соответствии с соглашением, документ, который существует, парламент регулярно в Англии собирается и начинает влиять на принимаемые решения. Скажем, во Франции генеральные штаты появляются в 1302 году, но собираются крайне нерегулярно. Короли их собирают тогда, когда им необходимо какое-то денежное средство для того, чтобы вести очередную войну или ввязаться в очередную авантюру. Поскольку деньги нельзя выколотить иным путем, как договориться, вот ради этого собираются представительные органы. Только сословные представительства дворянства и духовенства, иногда приглашают третье сословие. Но, сам ход экономического развития, возникновение городов, формирование в городах свободных людей. Есть такая поговорка: «воздух города делай свободным», т.е. крепостные, бежавшие в города, приобретали свободу автоматически, по статусу города. Формирование основ буржуазного права, а не феодального. Появление вот этой идеи, прав человека, отдельного индивида, личности: все это подталкивает к тому, что возникает на новом этапе та же самая задача. Т.е. распространить демократические ценности и институты уже не на локальную общность, подобную Афинскому полису, который даже в самые лучшие годы рассвета насчитывал порядком 350 тысяч жителей. Это третья часть нынешнего Воронежа. А распространить уже вот эти принципы и правила на национальное государство. И понятно, что такой государственный масштаб не позволял пользоваться только методами прямой демократии. Это невозможно при таких масштабах государства и количества населения. Следовательно, возникает проблема представительства интересов. А для представительства интересов нужен не только представительный орган, т.е. парламент, но нужны и институты представительства, нужны политические партии, которые будут транслировать вот эту волю разных групп населения. Раньше нужно было справиться с абсолютистской властью, которая примерно также себя вела, как вели себя тираны в античные времена. Что такое абсолютизм? Это абсолютная неразделенная власть, законодательная, исполнительная, судебная: всё в одних руках. Никакие правовые механизмы ее не ограничивают, никакая автономная активность, корпорации или гильдии, или еще какие-то средневековые образования не приветствуются. Монарх решает все сам и ни с кем не считается. Заявление Людовика XIV: государство — это я, потом было дополнено заявлением Людовика XVI, что после нас потоп. И потоп наступил в 1789 году, когда им припомнили все вот эти неосторожные заявления. Расширение пространства поставило в практическую плоскость действительно полноценное представительство. Тем более что третье сословие, окрепнув в ходе промышленной революции и просто экономического развития роста городов, поставило перед монархами четкую проблему. Никаких налогов без представительства. Пока не откроете шлюзы представительства до третьего сословия, налогами можете нас не облагать, платить все равно не станут. Отсюда некая реанимация вот этих парламентов, находившихся в таком полусонном состоянии, особенно французский. И король Людовик XVI в 1789 году именно по этой причине зазывает опять парламент в надежде, что он поддержит его материальные требования. Но, происходит по-другому, сначала в Англии рушится королевская власть, неспособная к компромиссу, потом во Франции падают короны с головы Людовика XVI. Еще раз хочу обратить внимание на то, что насколько беспечна и насколько неадекватна власть бывает в таких ситуациях. Английскому королю Карлу I Стюарту парламент, момент, когда он был созван с теми же самыми целями — получить дополнительные средства в королевскую казну. Четко предложил определенные ограничения его власти. Фактически была предложена модель конституционной монархии. Это в рамках документа, великая ремонстрация, такое великое протестное требование королю. И потом по прошествии 40 лет английского кровопролития, когда одна волна гражданской войны, потом вторая волна гражданской войны, казнь короля на эшафоте, это тоже было потрясение основ. Король помазанник Божий погибает не на поле сражения, а погибает на плахе как осужденный государственный преступник. И, приглашенный со стороны после всех этих кровопролитий, человек из Голландии Вильгельм Оранский соглашается на этот компромиссный вариант. Это событие называется славная революция, когда без кровопролития наконец-то ситуация успокоилась, появился законный монарх. Но, если король казненный признал бы это, наверное, по-другому сложилась его судьба и судьба страны. То же самое во Франции, штурм Бастилии, третье сословие объявляет себя подлинно национальным сословием Франции, принимает декларацию прав человека и гражданина. И тоже королю предлагается конституция, ограничивающая его полномочия. Он остается монархом, но в соответствии с ограничениями. Как Вы знаете, его это не устроило. Была неудачная попытка бегства в Австро-Венгрию, с поддержкой монархических держав Европы, надежда на спасение, на триумфальное возвращение в Париж, а вместо этого опять-таки гильотина для него и для жены. Из этих кровавых катаклизмов, которых могло и не быть, если бы история знала сослагательное наклонение.
Одновременно в конце демократии приносятся новые элементы. Приносятся они опять, обратите внимание на изначальную цитату из Даля: из-за океана, из Соединенных Штатов Америки. Опять отсутствие вмешательства извне позволяло экспериментировать там и создавать некие новые формы, отвечающим новым историческим условиям. Что я имею в виду под новыми формами? Там, где вся Европа еще монархическая американцы изобретают не монархию, а республику. Они создают новые институты, президентства. Это институт, который имеет совершенно иную природу, нежели монархия, хотя это тоже персонификация власти. Далее они предлагают бикамерализм, т.е. двухпалатное устройство парламента, причем одна из этих палат формируется по совсем уже необычному принципу. Это не представительство знати, как палата лордов или высшего сословия во Франции. Это палата регионов, это палата субъектов федерации — сенат. Называется, как вы видите термином, почерпнутым из древнеримской истории. Наконец, это федерация. Тоже на тот момент совершенно ново, революционно, смело. Под влиянием этого опыта и конституции, которую Бронислав Яковлевич здесь однажды объяснял и, наверное, говорил насколько юридически грамотно она была написана, потому что за много прошедших лет и десятилетий, в нее внесено от силы 28 дополнений. Хотя, даже не поправок, хотя это называется поправками, это неправильный перевод с английского. Это дополнения того, чего там не хватало. Это всего 28, а все остальное написано безупречно, с точки зрения юридической техники. И, следовательно, конституционализм. Вот что становится главной гарантией того, что демократия может уцелеть, может сохраниться.
Конституционализм — это такой сложный политико-правовой феномен, о нем можно долго говорить, но я просто кратко скажу о том, что конституционализм предлагает, по меньшей мере, три основания, на которых он держится. Во-первых, конечно, это некое общенациональное согласие в обществе, значимый консенсус порядка двух третей населения по тем или иным принципиальным вопросам экономического и политического строя. Если такого согласия нет, то, конечно, общество будет сотрясаться, разрушаться, вновь воссоединяться, пока не будет найдена вот эта основа именно в этом вопросе. К слову, не каждое общество доживает до такого консенсуса, что тоже факт. Это тоже своего рода историческое достижение прийти к этому состоянию. Еще, конечно, это правовой формализм. Право как некая форма существования конституционализма. Право в данном случае понимается существующее само по себе. Оно отделяется от бюрократии. Отныне уже не бюрократия персонифицирует собой правовой устрой, а она его обслуживает. Право отделяется от социальных отношений, от экономических, от этических, от личных. Для западного мира, где этот принцип принимается, может быть, не в силу рациональности политической и общей культуры, правовое решение есть высшее выражение справедливости. Искать справедливость — это искать правовое решение. Вы знаете, что в русской логике не так это мыслится. У нас есть закон как дышло, а правду и справедливость мы ищем в другом месте. А вот западный человек, он размышляет так, что закон — это и есть справедливость. Найти правовое решение — это значит решение справедливое. И наконец, институциональная демократия, институты, о которых я сказала. Парламентаризм, разделение властей, система политических партий, движения, группа интересов, независимые СМИ и т.д. В ходе волн демократизации, которые катились по миру, особенно в конце XX века, это третья волна, а в начале ХХI века арабская весна, это тоже волна. Это тоже такое желание двигаться в сторону демократии, когда обо всем рассуждаешь, то кажется на первый взгляд, что все очень просто. Так и мы рассуждали в 90-е годы. Достаточно позаимствовать институты, парламент, у них есть, и мы его сейчас учредим. Партии там есть, мы их тоже здесь создадим, мы и суд создадим, три соответствующие ветви суда. Институт президентства, почему и нет? Конституцию как-нибудь напишем похожим образом и прочее. И, кажется, что этим проблема решена. Но эти институты там — это то, что называется надводная часть айсберга. И, кажется, что они сами по себе существуют, что они сильны, что они очевидны, понятны и просты. Но не берется во внимание то, что находится в подводной части этого айсберга. Т.е. та традиция, которая заложена, сами видите когда, в какие давние времена. Те практики политические, которые исповедовали лучшие представители демократического исторического движения. Там кроются и некоторые ценностные основания демократии, прежде всего индивидуализм. Особый акцент на права человека, важнее, чем государство. Государство существует для человека, а не человек для государства. И вот если вот этих подводных камней нет, то демократию очень трудно учредить на той почве, которая не вздобрена. Тогда эти институты повиснут в воздухе, они будут бесполезны, решения будут приниматься помимо этих институтов. Либо, что еще хуже, они долго не просуществуют, от них просто откажутся. Движение вернется к какой-то форме авторитаризма, диктатуры. Исторический сюжет я бы на этом закончила.
Немного поговорю о теоретических аспектах. Конечно, запад справился с этой задачей. В ходе буржуазных революций возникли новые политические системы, созданы институты, написаны конституции, сформировалось гражданское общество, выступающее противовесом власти. Казалось, что все замечательно. На самом деле самое трудное только начинается, потому что возникает в реальном политическом процессе постоянная дилемма – прямая демократия или представительная демократия, в каких масштабах должна быть представлена та и другая. Только представительная демократия может вырождаться в эгоизм партии, в замыкании их собственных интересов, попытке выдать свои интересы за общенациональные интересы. Т.е. за ними нужен присмотр в форме прямой демократии.Акцент на только прямую демократию опасен другим, потому что в данном случае народ начинает восприниматься как некое нерасчлененное целое, у него якобы есть единая, никак непроявленная воля в действиях. Любое возражение этой воли рассматривается как измена, предательство, оппозиция как враг. Это тоже другая крайность. Дальнейшие дискуссии по этому вопросу, по вопросу соотношения свободы-равенства, по вопросу роли государства, в экономической сфере, т.е. по всем этим вопросам дискуссия только начинает развертываться. Здесь, как вы знаете, существует несколько концепций, которые вот так интерпретируют демократию на этом этапе. А дальше концепция не может сработать, потому что обстоятельства изменились, нужна другая трактовка демократии. Две классические модели: либеральная и коллективистская. Они таковы, что классическая либеральная модель исходит из того, что не надо всем давать избирательные права, не все готовы к тому, чтобы принимать решения, нет для этого достаточных знаний, нет достаточной подготовки. Круг граждан должен быть ограниченным. Роль государства должна быть минимальна, особенно в экономике. Изъяны такого взгляда очевидны, хотя либерализм имеет огромную заслугу перед демократией, надо отдать должное, потому что и проблемы прав человека и проблемы разделения властей, сдержек и противовесов, проблемы автономии в той или иной форме, гражданское общество, весь этот ряд понятий, все эти явления — это все либерализм привнес в демократический концепт. Изъяны его очевидны. Противоположная — это коллективистская модель. Как я уже сказала, народ интерпретируется как нерасчлененное целое, никакое различие интересов там не просматривается, не принимается во внимание. Оппозиция рассматривается как некая враждебная сила, власть, конечно, нерасчлененная, она монопольная в этом отношении и всемогущая. Проблема прав человека вообще не стоит, потому что государство трактуется как орган, исполняющий волю народа, значит, государство само знает, что нужно народу. Еще одна версия, тоже достаточно печальная. Ответом на очень серьезные противоречия на рубеже 19-20 веков стала так называемая плебисцитарная модель демократии, которая исходила из критики сложившихся политических институтов, особенно в Германии. Но, поскольку англо-саксонская демократия была в этом отношении более прочна, парламентские традиции там давние, я назвала дату рождения британского парламента, 1265 год. Партийная система устоявшаяся двухпартийная. А в Германии, по мысли теоретика этой плебисцитарной демократии Макса Вебера, — действительно выдающийся мыслитель своего времени. Этого нет, этого не может быть в силу иного уровня развития Германии, сложности социальной структуры, слабости партийной системы, парламентской системы.
Партии извращают волю народа, вообще о ней не задумываются, а государственная демократия и вовсе состояние ее исказит. Чтобы восстановить вот эту волю народа, необходим харизматичный лидер, который через голову парламента может напрямую обращаться к народу и тем самым транслировать волю народа в те или иные решения. Он может проводить референдумы, он может распускать парламент по своему усмотрению. Эту тенденцию Вебер заметил, обосновал ее и даже успел внести три статьи в Веймарскую конституцию, которая давали президенту вот эти полномочия. И как мы знаем, харизматичный лидер не замедлил явиться в 1933 году, честно победив на парламентских выборах. Через 2 месяца тут же распустил рейхстаг, объявил новые выборы, получив уже 40% вместо 30. И дальше начал крушить эту Веймарскую конституцию и институты Веймарской республики. Слава Богу, Вебер не дожил до этого, умер в 1920 году, наверное, ему было бы горько видеть реализацию собственной теории на практике. Проницательный немецкий мыслитель Освальд Шпенглер — автор знаменитой работы «Закат Европы». Где-то в 11 году «роняет» такую фразу, что «до Шиллера мы — немцы уже, наверное, никогда не дойдем, но можем дойти до Цезаря». Прогноз оказался исключительно точным. Уже в середине XX века, во второй половине ХХ века возникают какие-то иные попытки найти объяснение демократии и уйти от этой дихотомии, только индивидуалистический подход либо только коллективистский. Здесь появляется плюралистическая теория демократии, исходящая из того, что основной субъект политики это все-таки не отдельная личность и это не весь народ, а группа. И взаимодействие групповых интересов создает определенный их баланс, в котором власть, правительство должны определенным образом его оформить через те или иные решения, аккумулировав результат дискуссии и взаимодействия между группами. Вот это одна была теория. Конечно, слабость ее заключалась в том, что группы неравноценные, есть сильные группы в обществе, которые всегда продавят нужные решения. Бюрократия или крупный бизнес. Есть слабые группы, бюджетники, молодежь, мелкий бизнес, которые не имеют таких лоббистских возможностей. Следовательно, говорить о том, что в рамках плюралистической теории демократии действительно формирует общенациональную волю, здесь далеко не всегда можно с этим согласиться.
Другая часть теоретиков начала доказывать необходимость элитарной теории демократии. Основоположником был Йозеф Шумпетер — австрийский социолог и политолог. Состоялся, кстати, как известный ученый в США, куда бежал после присоединения Гитлером Австрии к Германии. Американская наука многое приобрела, Гитлер им сделал огромный подарок. Все выдающиеся ученые спасались от нацизма, бежали в Америку, там состоялись как выдающиеся ученые. В данном случае Шумпетер показывает, что демократия это конкурентная борьба элит за голоса избирателей. Элиты — главный субъект политики. При этом само понятие лидер, элита и конфликт, вызванные этой конкурентной борьбой впервые вводится в демократическую концепцию, потому что в классической версии не было упоминания ни лидера, ни элиты, ни конфликта, она рассматривалась как некое бесконфликтное состояние. Но, продолжатели Шумпетера делают акцент на том, что действительно общество должно найти механизм отбора элит, отбора наилучших представителей в каждой из общественных групп. Они должны не руководить обществом, а управлять под его контролем, с его согласия, как некий нанятый менеджер на определенное время. Это была очень модная трактовка демократии во времена неоконсерватизма на западе, Рейгана в США, Тэтчер в Великобритании. Они помимо этого обыгрывали еще традиционные ценности, как ценность семьи, общины, солидарности, религии. Другой взгляд на эту проблему демонстрируют леволиберальное крыло политических и общественных сил через концепцию так называемой партиципаторной демократии (участие), т.е. я опять возвращаются к тому, что главное в демократии — это политическое участие, она должна опираться на активных граждан. Игнорирование этого обстоятельства не поможет сохранить и закрепить демократические институты. И скажем, тот же Роберт Даль — это верный адепт этого подхода, он представляет демократию как пирамиду, где у подошвы, ее основания должна быть прямая демократия. В школе, в университете, в местной общине, на вершине пирамиды представительная власть, потому что в рамках огромного государства прямое участие всех и всегда невозможно и слишком затратно. Другие концепции просто назову. Сообщественная демократия для сложных обществ разрабатывается, состоящих из множество разных сегментов, религиозных, региональных, языковых, которые трудно взаимодействуют между собой в силу ценностных расколов, но которые, тем не менее, могут сосуществовать вместе, если будут приняты определенные принципы демократии. Скажем, взаимность права вето, ни одно решение нельзя принять вопреки мнению данного субъекта и данного сегмента. И теперь еще несколько слов о современных проблемах. Сначала о возможностях, которые открываются перед демократией. Главную возможность создали вот это новое глобальное информационное общество, та информационная революция, которая становится наиболее яркой приметой наших дней. Источником власти уже становится информация и сетевая организация общества. Широкое распространение средств массовой коммуникации уже обязывает власти реагировать на это информационное влияние, на появление новых политических субъектов, обладающих этой информацией и уже влияющих напрямую на те или иные принимаемые решения. Ведущие тенденции организации социума в новых условиях становятся информационно-сетевой принцип.
Теоретики информационного общества, Кастельс, Тоффлер, Гэлбрейт подчеркивают лидирующую роль науки и знания в общественном развитии функционирования власти. Ключевую роль начинает играть профессиональная экспертиза, гражданская экспертиза, т.е. акцент делается на институты гражданского общества, насколько они в состоянии контролировать эти новые процессы и влиять на них. Что еще работает в пользу демократии — это возросли объемы знаний, которыми располагают разные слои населения. Как вы знаете, юридически практически во всех странах нет никаких цензов ограничительных. Всеобщее избирательное право оно провозглашено в конституциях. Провозгласить право — это одно, а просвещать и давать людям возможность сознательные делать выводы — это совершенно другое. Тем более что ХХ век некоторые авторы справедливо называют «преступным столетием». Это две мировые войны, огромное количество иных социальных и политических потрясений, типа восстаний, переворотов, путчей, массовых беспорядков. И мы живем с вами в 14 год, когда два юбилея, даже три приходятся на него, если не четыре. Это столетие начала Первой мировой войны, 75-летие Второй мировой войны, 70 лет окончания Второй мировой войны и 25-летний юбилей окончания холодной войны. Казалось бы, человечеству надо было сделать выводы из тех катаклизмов, которые оно пережило. Конечно, вот эта проблема гражданского образования, гражданского просвещения чрезвычайно важна. Причем на западе ею занимаются не только государства, но и политические партии, притом, что партии разные, и консервативные и левые и т.д. Но есть некий базовый консенсус, ценностный консенсус в обществе, понимаете? Партия может проводить какие-то свои партийные принципы через свои издания, но она никогда в своей пропаганде не разрушит те основания конституционные, на которых держится государство. Журнал, купленный мною в Германии, как раз орган социал-демократической партии Германии, этой картинкой я воспользовалась для своей книжки. Вот это совершенно свободно, литература и книги и выдающиеся работы причем, конечно, не только немецких авторов. Просвещение тоже делает граждан более взыскательными, более требовательными и в качестве избирателей, и в качестве граждан по отношению к политикам, кого они избирают. Под воздействием указанных факторов, в первую очередь, средств массовой коммуникации формируется такая инновационная система государственного управления, когда государство уже обязано реагировать на распространяющуюся информацию в рамках, например, электронного правительства. И, наконец, четвертый фактор, который нам тоже дает основания быть спокойными за судьбу демократии. Это то, что информационные технологии возрождают уже в новой форме современные вот эти проявления прямой демократии или как назвал один автор очередного плейбеского прорыва в политику. В виде движения «Оккупируй Уолл-Стрит» или движения возмущенных в Испании называется «Индигнатос» или движение пиратов, появление вот этого нового явления пиратские партии. Викиликс, обрушивший информацию на головы всего мира разного рода разоблачительную. Или движение пяти звезд в Италии — это тоже определенный вызов действующим политическим партиям, теряющим поддержку. Эти новые явления отрицают традиционные политические институты, в первую очередь политические партии, которые действительно в силу тех или иных причин теряют поддержку населения, их место пытаются занять некие новые неожиданные и даже экстравагантные формы политической активности и организации. Артикулируются вообще требования смены всей нынешней правящей элиты и финансовые олигархи, которые присваивают себе общенациональные богатства. Ярким примером того, что прямая демократия в современных условиях возможна, благодаря вот этим новым техническим средствам, стала принятие на общенациональном референдуме новой конституции Исландии. Это произошло в октябре 2012 года, конституция написана 950 простыми гражданами, выбранными произвольно по лотерейной системе членами исландского парламента. Он называется национальная ассамблея. 950 человек написали новый проект конституции и его приняли на референдуме. Но есть обратная сторона, возникают не только для гражданского общества новые возможности контроля за властью, но и у власти появляются невиданные возможности контроля за гражданами, которых раньше никогда не было. Достаточно сказать, что на каждого из нас может быть заведена электронная картотека. Создаются все новые затруднения в отношении доступа к получению прямой объективной информации для большинства граждан. Граждане зачастую вынуждены довольствоваться какими-то обрывочными знаниями или недостоверными. Они могут быть тщательно подобраны соответствующими службами и сознательно брошены в информационное пространство, с целью формирования нужной реакции, нужного отношения к тому или иному вопросу.
Даже если исходить из того, что никто это сознательно не делает, для современного человека переварить огромный объем информации, в том числе разрозненный, противоречивый, обрывочный — это, по мнению большинства исследователей, сложное дело. Большинство доверяет той позиции, которая официально транслируется через средства массовой информации. Во многих государствах пока не принят закон о свободе информации. Более того, увеличивается число государств, у которых ограничивается доступ к интернету. Если в 2002 году таких государств было всего 4, то в 2012 году уже 40. Т.е. за 10 лет десятикратный рост. Отсюда очевидно, что средства массовой информации в мире, конечно, будут использоваться власть предержащими в своих интересах, и уже сегодня во многих национальных государствах возникает такое слияние верхушки политических и бизнес элит, информационных элит. Информация — это тоже бизнес, как известно, который господствуют в экономике, финансах, в информационном пространстве, которые имеют мощные транснациональные структуры. Наметилась такая тенденция перехода к новому типу политического режима — нетократии, нетократизм. Формируется в его рамках концентрация управления узким слоем людей, управляющими информационными потоками и ставящими своей задачей целенаправленное воздействие на массовое политическое сознание или просто манипулирование этим сознанием в собственных целях. Как видите, появляющиеся новые возможности могут быть использованы во благо демократии и во зло. Здесь многое зависит от зрелости структур гражданского общества. От готовности защищать эти демократические институты, ценности и процедуры. В первую очередь, конечно возможность прямого диалога с властными органами, в ходе которого должен быть учтен более широкий спектр различных интересов и требований. Должны быть приняты сбалансированные решения, способствующие достижению политической консолидации и общенационального согласия. Если учесть опыт западных стран, притом, что там эти вызовы тоже обозначились, как мы видим, но все-таки нет такого большого беспокойства по поводу того, что та демократия не справится с этими вызовами. Скорее, я уверена в том, что будут найдены свои ответы на эти вызовы. То, что касается молодых демократий, к таковым относится большинство демократий на постсоветском пространстве, это и наш случай тоже, то здесь, боюсь, что дело обстоит гораздо более тревожно. Здесь возрождаются полуавторитарные практики, существуют квазидемократические системы, которые провозглашают электоральную демократию. Считается, что этим можно ограничиться. Электоральная демократия означает, что вся она сводится к участию в электоральном процессе. Пришел на выборы, проголосовал, до свидания. Один из самых ярких наших политиков, к сожалению, совсем отодвинутый в тень сейчас — Григорий Явлинский. Он вообще человек с хорошим чувством юмора, он очень точно выразил это желание. Народ позвали на роль извозчика, съездили на нем на выборы и сказали — иди, извозчик, отдыхай до следующих выборов. Сама электоральная демократия, конечно, отличается строгим подбором кандидатов на выборные должности, большим влиянием административного ресурса, с целью получить нужный результат, массовыми фальсификациями на выборах и контролем властвующей элиты над судебной системой. Не случайно в отношении такой модели демократии слишком много терминов и они не очень красивые. Нелиберальная, это в лучшем случае, фиктивная, ограничивающая. Иногда даже говорят тоталитарная демократия, что совсем уже некий нонсенс. Фасадная демократия, фасад вроде демократический, а содержание нет. Дефектная демократия, дефект как раз и заключается в том, что не в формальных институтах принимаются решения, а в неформальных институтах и практиках. Но все это к настоящей демократии, к такой, какой она должна быть, отношения не имеет, потому что демократия, потому что у демократии много задач, она обозначает эти ценностные запросы и формирует некую политическую волю общества. Во-вторых, она дает осуществлять кадровый отбор, потому что она нацелена все-таки на то, чтобы формировать карьерные лифты. Чтобы туда наверх действительно поднимались лучшие, самые умные. Демократия призывает власть к ответу в тех случаях, когда иными другими способами невозможно ее образумить, когда ее действия расходятся с тем, что большинство населения считают правильным, должным и т.д. Если эти требования демократии не выполняются, тогда соответственно население тем самым подталкивается протестным действиям и крайней формой их является революция. Очевидно, что в неподготовленной социальной среде для демократии, конечно, она будет вырождаться в популизм, очень такого низкопробного качества или абсентеизм для большинства населения. Власть имущей делает вывод, что нам не подходит демократия, нашей стране не подходит. Это неверная логика, что нам это не подходит. Мы будем искать третий путь, четвертый путь, какой-то свой особый путь, на котором мы опять потеряем историческое время и растратим множество ресурсов людских.
Сейчас на страницах серьезных журналов стала популярной концепция, предлагаемая одним из самых талантливых представителей 40-летнего поколения отечественных ученых, экономиста Владислава Иноземцева. Он представляет институт постиндустриального развития. Его особая заслуга заключается в том, что труды многих западных теоретиков демократии в его институте были переведены под его редакцией на русский язык. Они изданы в виде такого толстого тома хрестоматии. Усилиями именно этого человека мы получили доступ к этим многим трудам. Он обсуждает такую проблему — превентивная демократия. Послушайте, что он предлагает. «Движение по пути демократизации общества должно быть именно превентивным, т.е. исходящим сверху со стороны властных структур, четко продуманным и соответствующим особенностям момента. Но для этого власть должна преодолеть свою боязнь перед обществом, которое сегодня демонстрируется крайне выпукло и отчетливо. Если правящие круги изначально воспринимают окружающий мир как опасную агрессивную среду, то диалог невозможен. Так как именно в нем состоит суть превентивной демократии». Т.е. нужен диалог, но для этого общество должно адресовать власти какие-то внятные запросы в спокойной форме. И власть, перестав бояться общества, его активности, вступить в этот диалог. И поэтому наземцам предлагают сделать 2 шага. Во-первых, максимально сузить круг неприкасаемых людей, особенно это касается силовиков во властных структурах и некоторых представителей демократии, чей произвол в отношении граждан является главным источником общественного недовольства. Во-вторых, нужно признать, что важнейшим критерием успеха в публичной сфере должна быть не личная лояльность, а эффективность и профессионализм. Только на этой основе можно добиться инкорпорирования во властные структуры значительного числа тех профессионально хорошо подготовленных людей, которые на данном этапе не солидарны с властью, они ее критикуют, но они были бы полезны для того, чтобы выполнять те функции, которые сейчас выполняются плохо. Я сначала начала сомневаться в том, что реальны ли эти предложения. Предположим, что оппозиция, причем она у нас слабая, может выставить какие-то предложения, но где есть гарантия того, что власть прислушается, что она действительно воспримет превентивную демократию. Пусть даже, как он пишет, уловив те запросы, которые от общества поступят, власть дальше от своего имени предложит. И сделают несколько демонстративных шагов навстречу, по которым общество может судить о том, что власть договороспособна. Смысл превентивной демократии заключается не в том, чтобы предотвратить какие-то перемены, которые, конечно, необходимы стране, а в том, чтобы поощрять эти перемены, но при условии придаче им такого предсказуемого и упорядоченного характера. Я думаю, что между строк он имел в виду то, что не прозвучало открыто, потому что любой нажим с попыткой опрокинуть противника, со стороны оппозиции или со стороны власти — катастрофичен дальше для общества. Он или приведет к установлению диктатуры одних — диктатуры улицы, либо диктатуры других, которые под маркой угрозы общественной стабильности воспользуются этой ситуацией, чтобы закрутить гайки. Нравится нам это или нет, раздражены мы теми или иными действиями власти, но здесь нет иного разумного пути. Без политической активности, власть не будет меняться, это свойство власти, ей и так хорошо. Чтобы она делала какие-то шаги, надо найти какой-то ненасильственный закон, который все-таки сподвигнет ее к тому, чтобы улавливать, наконец, общественный интерес. Если этого не будет происходить, внешне будет казаться, что у нас стабильность. Но на самом деле экономическое положение и политическая ситуация, социальная ситуация, хотя бы с демографией связанная, она создает для нашей страны большие риски, чтобы мы теряли историческое время, почивали на таких воображаемых лаврах и думали, что все рассосется само собой. Заканчивая, скажу словами Уинстона Черчилля, произнесенными в ноябре 1947 года, «демократия является наихудшей формой правления, если отвлечься от всех других форм, которые время от времени были испробованы». Он выразился изящно, мы эту фразу интерпретируем проще. Это плохая форма правления, но все остальные еще хуже. Если нам в этом выбирать раскладе, авторитаризм, диктатура, я предпочту демократию. Она все-таки обучаема, она может улавливать эти сигналы, для этого есть соответствующие процедуры и механизмы. Она ориентирована на обновление. Демократию справедливо упрекают в том плане, что она часто решает сиюминутные вопросы, причем вопросы, навязанные ей наиболее влиятельными группами, оставляет без будущего, скажем, какие-то иные проблемы, что она не заглядывает далеко. Это объяснимо. Демократический избранный политик мыслит такими сроками избирательными, 4 года как-нибудь порулю, а дальше переизберут, еще 4 года порулю. Это упрек демократии, но это наименьшее зло, если власть несменяема, если она воображает себя, что не она служит обществу, а общество служит ей, если она перестает быть эффективной, если она перестает быть адекватной изменяющимся условиям, то ценность жизни, которую гарантирует демократия и возможность устойчивого сбалансированного развития при широкой общественной консолидации — это достаточно большая ценность, чтобы ей стоило дорожить. Эта ценность буквально выстрадана человечеством с далеких времен и до сегодняшнего дня. Спасибо!
Вопрос слушателя
Хотелось бы услышать Ваше мнение по поводу роли местного самоуправления в формировании демократического процесса в обществе. Мне кажется, что те механизмы коллективизации и кооперации, которые были запущены еще в наше время, сейчас они полностью разрушены.
Александра ГЛУХОВА
Вы абсолютно правы, что без местного самоуправления демократии не может быть. Что такое опыт полисов, древнегреческих, римских?! Кстати, унаследованные потом средневековыми итальянскими городами республиками средневековья. Флоренции, Болоньи, откуда мы получаем головную боль вместе с Болонским процессом. Это всё местное самоуправление, причем там, когда я сказала, что находились в состоянии дремоты вот эти сословно-представительные учреждения, в той же Франции. Люди понимали, особенно представители 3 сословия, что им нет смысла в этом парламенте что-то менять. Тогда вся их энергия обращалась на вот эти местные органы власти. Почему такое сильное коммунальное управление? Там традиции огромные. В Америке, например, на местном уровне очень любят референдумы проводить. Надо построить мост — тут же референдум, надо построить фабрику — тут же референдум. У нас ведь тоже есть хороший опыт в этом отношении. В ходе реформ Александра II были созданы сильны земские институты, но, обратите внимания, у нас хоть как-то пропагандируется этот опыт? У нас что угодно будут обсуждать, Сталина по 125 кругу, Ленина. Почему у нас совершенно общественности не преподносится вот этот опыт судебной реформы, созданием местного самоуправления, Царя — освободителя, освобождения от крепостного права. Пусть для нас сейчас это не актуально крепостное право, хотя как посмотреть. У нас любят Ивана Грозного обсуждать, Петра I, вместо того, чтобы стране показывать, что и в нашей истории есть замечательные примеры движения в этом направлении. Но в силу тех или иных обстоятельств оно не состоялось. Надо из обстоятельств делать выводы. И не создавать вновь таких обстоятельств, где мы поставим крест на том, что человечество успешно опробовало, собрало по этому поводу плоды и движется дальше. А мы продолжаем искать собственный путь.
Вопрос слушателя
Если я не ошибаюсь, в госдуме лежит сейчас о разрушении системы местного самоуправления.
Александра ГЛУХОВА
Я не думаю, что он так называется.
Вопрос слушателя
Ну, он не так называется, но речь идет о так называемой реформе. Вы, я так думаю, в курсе вот этого законопроекта и как теоретик могли бы дать оценку этой реформе. В частности, отмена прямых выборов во вторые уровни органов местного самоуправления. А Вы видели где-нибудь в Европе такую схему непрямых выборов в органы местного самоуправления, которые сейчас намерены ввести?! У нас в нескольких районах Воронежской области такая схема местного самоуправления введена. Теоретики из университета об этом умалчивают, не дают оценки.
Александра ГЛУХОВА
Я тогда рекомендую пригласить в следующий раз профессора Селютина Валентина Ивановича, моего коллегу и сотрудника правительства области, который занимается этим вопросом, пишет учебные пособия, статьи и книги по этому поводу. Он Вам все объяснит, гораздо лучше меня. Действительно, эта проблема для меня, для моих научных интересов несколько периферийная.
Вопрос слушателя
Александра Викторовна, уже лет 50 разные политологи объявляют о смерти политических партий, якобы они уже свои полезные функции демократии не исполняют и уже не являются тем инструментом, который укрепляет демократию, мобилизует массы, воспитывает массы. В конституции России прописана многопартийность. Я еще не определился, но мне кажется, что многопартийность в сегодняшнем изготовлении, она скорее имитирует демократию и закрепляет те дефекты, о которых Вы говорили. Выскажитесь, пожалуйста, по поводу будущего партий в России.
Александра ГЛУХОВА
Что партии давно отпевают, это абсолютно точно. Я назову Вам сейчас несколько понятий, несколько имен, но большинство здесь сидящих знают эти имена. Макс Вебер говорил о рутинизации харизмы как феномен, угрожающий партиям тогда еще в начале ХХ века. Рутинизация — это окостенение, как Вы понимаете. Харизма — это некий такой яркий дар, который свойственен тому или иному лидеру, скажем, основателю партии. Начинается эта рутинизация, партии начинают терять эту живую силу, энергию. Наш соотечественник Моисей Яковлевич Острогорский говорил о политическом пиратстве применительно к партиям в начале XX века, что они охотятся за голосами избирателей, крадут друг у друга, идет на всевозможные обещания, лозунги и т.д. Известное понятие Роберта Михельса о железном законе олигархии, определенный размер партии, в частности превышающий тысячу человек уже приводит к тому, что ее руководство отрывается от рядовой массы, начинает выдавать узкие корпоративные интересы за общепартийный интерес. А рядовые члены партии сводятся к роли массовки на митинге, распространителей листовок и т.д. Это все говорилось и писалось в начале XX века. Острогорский предлагал отказаться от системы постоянных партий. Пускай партия существует для решения какой-то проблемы, решена проблема — самораспустились. Появилась еще проблема — создали еще партию. Тогда можно избежать обюрокрачивания. Я думаю, что эти идеи вполне живы и сегодня, потому что и сегодня говорят о однопроблемных движениях, об однопроблемных партиях. Коллеги, а какой выбор? Попытались уйти от этого плебисцитарного варианта, что получилось? В результате от партий ничего не осталось, ни от парламентских структур, ни от демократии, ни от Веймарской республики. Вот какая альтернатива в данном случае. Я думаю, что партии никуда не денутся, потому что ничего другого человечество не изобрело. Ну, может быть сейчас электронные средства массовой информации будут неким соперником партии, потому что напрямую можно собрать такое количество требований, адресовать эту заявку к органам власти. Партии сейчас поставлены перед очень сложными задачами. С одной стороны им опасно превратиться в клоунов, а с другой стороны население тоже не бескорыстных интересов властвующих элит приучается к тому, что некоторые политологи называют государство — спектакль. Спектакль нужен, чтобы было весело, чтобы было интересно, не так глубоко и серьезно, а доступно популярно. Здесь есть очень опасная для партий перспектива превратиться в такие бригады, развлекающие население и попутно как-то так формулирующие политическую программу. Но, я все-таки думаю, что стабильные партии очень прочными нитями связаны с той или иной своей национальной почвой. Они все-таки в этом спектакле уцелеют, спектакль будет вторичен. Первичным будет институт, то же самое касается государство. Вторичным будет спектакль, первичным будет государство как институт. А там где нет этих прочных основ и партийных и государственных, боюсь, что спектакль там обеспечен. Партиям, конечно, сейчас надо меняться, адаптироваться к этим новым условиям.
Вопрос слушателя
Александра Викторовна, я хотел сначала поделиться с Вами новостью. Сегодня в «Российской газете» была публикация о том, что к позитивному опыту русской истории обращаются. Президент даже с такой инициативой выступил — обратиться к опыту ленинградской области. Идея земских старост оказывается была экспериментом. И он сегодня выступил с идеей, чтобы ее на всю страну распространить. А у меня к Вам вопрос по поводу угрозы демократии. Я знаю, что Вы специалист в конфликтологии. Основная угроза и демократии и партийной системы — это конфликт. Наши ученые сейчас далеко продвинулись в вопросе изучения конфликтагенеза и определение конфликтогенов. Мне кажется, что источников конфликта сейчас не очень много обнаружено. Желание в обществе не то, чтобы от конфликта избавиться, а консенсус как результат его тоже нужно рассматривать в рамках генезиса какого-то. Как Вы это прокомментируете?!
Александра ГЛУХОВА
Во-первых, что демократия противоположна конфликту — это неверное заявление. Демократия — угроза, это еще более неверное заявление. Демократия сама по себе — есть конфликт институционализированный. Демократия ищет баланс вот этих интересов в этом конфликте, но должен быть найден какой-то компромисс, при помощи которого находится баланс интересов разных сил. Демократия не отметает разные интересы, она просто ищет для них какую-то формулу согласия, которая оказывается возможной в данной ситуации. Что касается консенсуса, то это, конечно, не одномоментное состояние, оно есть процесс. И в этом процессе теоретики выделяют 3 этапа. Самым легкодостижимым консенсусом является согласие вокруг деятельности конкретного правительства и его курса. Популярное правительство, популярный глава правительства. Ну, уже на одном этом основании люди могут говорить — он мне нравится, пусть делает то, что он делает, я ему доверяю. Здесь работает главным образом вот такая поддержка. Более сложным уровнем является доверие к институтам, к структурам режима. Если поддерживаются эти процедуры и в первую очередь, процедура по разрешению конфликта. Общество достигает более прочного консенсуса, разделяя и поддерживая те институты, которые есть. А вот самый высокий уровень консенсуса согласие в базовых ценностях. Компромисс — это труд, надо переступить через амбиции, надо сделать шаг на встречу. И еще ты должен для своих последователей создать вид, что ты ничуть не поступился, это тебе уступили. Люблю цитировать Вебера, он говорил, что «политика делается головой, а не другими частями тела». Мы видим опыт стран Восточной Европы. Они долгое время находились под влиянием нашей модели советской. Польша, Венгрия, Чехия, Словакия. Они же освоили эти модели. Премьерско-президентская модель гораздо более компромиссная, с точки зрения распределения полномочий.
Вопрос слушателя
Александра Викторовна, разрешите поблагодарить Вас за интересную лекцию. У меня такой вопрос к Вам. Из исторического экскурса Вы рассказали, что Греция дала дискуссию, римляне институты, Штаты, скажем, республику. Конец XX века — начало XXI электронное правительство. На сегодняшний день этих инструментов достаточно, чтобы построить эффективное демократическое общество, или мы ждем еще чего-то? Спасибо!
Александра ГЛУХОВА
Ждать никогда не вредно и никогда не поздно, как мне кажется (улыбается). Ждать стоит, потому что мы не знаем, как прыгнет дальше технический прогресс. То, что мы имеем сейчас, два десятилетия назад трудно было это представить. Я даже задумалась, а когда у меня появился сотовый телефон? Мне кажется, он у меня был всегда. Он всегда разрывался в сумке, мешал мне вести лекцию, дергал меня и дома и на работе. А когда молчит, думаю, что это не звонит давно. Технический прогресс колоссальным образом развивается, и я не знаю, поспеет ли человечество за ним. Демократия — это процедура, она не предполагает быстрых решений. Решение должно быть согласовано, нужно добиться общего согласия, Я думаю, что то, что накоплено должно быть сохранено сейчас, мне кажется, что нужно сохранить это мировое наследие. Человечество не раз проваливалось в пропасть этих диктатур, по большому счету, у них, конечно, больше возраст. Если учесть, что историки называют там возраст человечества 5 тысяч лет, из них 5 тысяч воин, как вам это нравится?! И что такое мир? Это перерыв между воинами. А кто развязывал воины? Как правило, вот эти авторитарные диктатуры, как правило, националистические правительства и т.д. Для которых не права человека важны и не судьбы людей, а собственное величие, как они его понимают. Поэтому, сейчас важно уберечь то, что есть, а то, что даст прогресс — тут уже ответственность правительство и народов, чтобы эти инструменты прогресса, не дай Бог, не попали не в те руки.
Артем СТОЛЯРОВ
Спасибо, друзья. На этом мы сегодня завершаем. Если кого-то заинтересовали книги, новая книга Александры Викторовны, то, я думаю, что в Петровском клубе она будет. Спасибо большое, до новых встреч.
